Сочинение "Трагичная фигура Базарова в романе «Отцы и дети» с цитатами"

Иван Сергеевич Тургенев в своем романе "Отцы и дети" представил читателю образ Евгения Базарова, который стал олицетворением нового поколения, вступающего в конфликт с устоявшимися традициями и воззрениями. Базаров — яркий представитель нигилизма, отвергающий все, что не имеет научного обоснования. Однако его трагическая судьба заключается в том, что жизненные принципы, в которые он искренне верит, оказываются несостоятельными перед лицом простых человеческих чувств и обстоятельств, неподвластных его разуму.

Главная трагедия Базарова заключается в его неспособности примирить свою теорию с реальной жизнью. Как он сам признаётся: "Я вам скажу: я ничем не дорожу, не страшусь ничего и весь разделяю всё..." Но, несмотря на это, его неоправданные нигилистические убеждения начинают идти вразрез с его внутренними переживаниями. Примером этого является его любовь к Анне Одинцовой. Базаров пытается отрицать свои чувства, считая их слабостью: "Это ж смешно... Что за чепуха! Любовь и мещанство." Но сама любовь оказалась куда сильнее убеждений Евгения, приводя его к внутреннему раздору и замешательству.

Также его трагедия проявляется в конфликте с родителями и Аркадием, его другом и последователем. Базаров так и не смог научиться ценить простую семейную любовь. Его родители, искренние и добрые люди, любят сына беззаветно, но он ставит на первое место свои идеи, забывая про важность семейных уз: "Нет, милые мои, вы не понимаете в мире ничего, и мне от этого только больно." Встреча с Аркадием также оборачивается разочарованием для Базарова, так как тот в итоге выбирает любовь и семью, а не нигилистические идеалы.

Трагизм его судьбы наиболее ярко проявляется в сцене его смерти. Базаров, будучи врачом, заразился тифом, и в этот момент проявляется противоречие его идеологии. Его последние слова к Одинцовой: "Слишком я горд был... я вздумал не верить в смерть, а этот самый Бог знает, что я лгал себе," показывают, что Базаров осознал глубину своего заблуждения, когда уже было слишком поздно.